Монеты России и СССР

Взято с другого ресурса для саморазвития копарей.

Клад Азиатской дивизии

Уже почти сто лет не поддается разгадке тайна пропавшей казны Азиатской дивизии, одного из легендарных кладов времен гражданской войны. Молва утверждает, что эти несметные сокровища зарыты где-то в монгольской степи. Однако неоднократно, выезжавшие туда экспедиции так и не смогли их разыскать. “Не вами спрятано — не вам и достанется, господа! Ценности, оставшиеся после Унгерна, перейдут к тем, кто раскроет тайну исчезновения главной кассы Азиатской дивизии. Ключ же от этой тайны находится в Гумбуме, одном из буддийских монастырей в Тибете”.

Начало этой истории относится к лету 1917 года”, когда генерал-майор Роман Федорович Унгерн фон Штернберг отбыл из Петрограда в Забайкалье в качестве эмиссара Керенского, чтобы укрепить среди казаков доверие к Временному правительству. Обратно барон не вернулся. Он стал сподвижником атамана Сибирского казачьего войска Григория Михайловича Семенова, преемника “Верховного правителя Российского государства” адмирала Колчака, расстрелянного в девятнадцатом году по постановлению Иркутского ревкома. Атаману тоже не повезло: разбитый Красной Армией, он бежал в Манчжурию.

Но, получивший чин генерал-лейтенанта, Унгерн продолжал борьбу. В начале зимы 1920 года конная Азиатская дивизия, сформированная им из казаков, монголов и бурятов, вторглась в оккупированную китайцами Монголию. Пока растянувшаяся на многие километры армия барона — конница, пехота, артиллерия, обозы — медленно продвигалась по безводной желтой степи, сам он во главе передового отряда вышел к монгольской столице Урге (ныне Улан-Батор).

В бинокль Унгерн жадно вглядывался в затейливое кружево кровли дацана Узунхурэ. Потом перевел окуляры на двор, где рядом со священным молитвенным колесом китайские солдаты в пепельно-серых мундирах устанавливали пулемет. Барон стиснул зубы: эти косоглазые хунхузы дорого заплатят ему за такое святотатство.

Он верил, что со взятием Урги начнется осуществление его грандиозного плана создания собственной империи, которая будет простираться от Тибета до тунгусской тайги. И Колчак, и Семенов не понимали простой истины: красные — это азиаты. Поэтому воевать с ними следует не по-европейски, как, скажем, с немцами, а по-азиатски. То есть поднять против них дикие полчища азиатов. Для этого нужно самому стать новым Чингисханом. Ведь не зря же его фамилия, Унгерн, так созвучна здешним названиям и именам — Урга, Урзун-хурэ, великий святой Санаг-Убугун. Это перст судьбы.

Будучи дальновидным политиком, барон Унгерн объявил себя защитником желтой веры. И даже торжественно принял ее, пройдя церемонию посвящения в буддийском монастыре. По правде говоря, обряд не доставил ему большого удовольствия, поскольку тамошний настоятель лама Дамба Дорки заставил барона, как сына Будды, побрататься, испив из одной пиалы, с другим сыном Будды — прокаженным, чьи руки были покрыты отвратительной коростой.

Желтый цвет — это солнце. Зеленый — земля, пробуждающаяся весенняя степь. Три очка в радужных перьях означают третью степень земного могущества — власть, имеющую третий глаз, чтобы читать в душах людей.

Пятую привилегию “Облаченный в желтое, Направляющий свой путь желтым”, как витиевато назвал Унгерна Богдо-гэген, присвоил себе сам: забирать в казну своей Азиатской дивизии все отбитое у китайцев золото, поскольку это желтый металл. В числе других трофеев туда попала и метровая статуя Будды из чистого золота. Впрочем, даже не она представляла главную ценность в легендарном кладе барона-буддиста.


Когда позднее ЧК вело розыск казны Азиатской дивизии, ее сотрудники установили интересные факты. Из сохранившихся финансовых документов следовало, причем взятые в плен штабные офицеры Унгерна подтверждали это на допросах, что касса дивизии действительно располагала огромными суммами как в денежной наличности — в основном в золотых монетах русской чеканки и в китайских, серебряных, — так и в драгоценных камнях. Эти деньги предназначались на текущие нужды и выплату жалованья. Но значительно большую часть наличности составляла контрибуция, собранная с монголов китайцами якобы за неуплату долгов купцам и ростовщикам из Поднебесной, в сумме около 15 миллионов рублей в царских золотых. Их Унгерн считал своим личным капиталом, которым мог распоряжаться по собственному усмотрению.

Но вернемся в 1921 год. Как это ни парадоксально, взятие Урги стало предвестником конца генерал-лейтенанта Романа Федоровича Унгерна. В осуществление своего стратегического плана он решил совершить марш на север: поднять казачьи станицы, провести мобилизацию в бурятских улусах, выгнать красных из Верхнеудинска, дойти до Читы и договориться с японцами. Затем повернуть коней на юг, разгромить китайцев, занять тибетские монастыри и договориться с англичанами. После этого барон намеревался воткнуть свой бунчук среди развалин Каракорума, древней столицы монголов, и воздвигнуть на этом месте столицу своей будущей империи.

Сначала ему сопутствовал успех. Тесня отряды самообороны красных, его конники захватили улус Цежей, станицу Атамано-Николаевскую, вышли на Мысовский тракт. Тридцать первого июля Унгерн увидел вдали заросшие камышом низкие берега Гусиного озера — до Верхнеудинска оставалось восемьдесят верст.

То, что дивизионную кассу нужно надежно спрятать, не вызывало сомнений. Вопрос только в том, кому доверить столь ответственную миссию. .

Унгерн вызвал к себе подъесаула Ергонова, бурята, командовавшего эскадроном его личного конвоя, и долго инструктировал. Поставленная генералом задача была очень трудной, если вообще выполнимой. Предстояло доставить в Хайлар, а оттуда поездом в Харбин 24 ящика, в каждом из которых было три с половиной пуда золотых монет, а также обитый железом семипудовый сундук барона. В случае явной опасности захвата дивизионной казны красными, ее следовало надежно укрыть. Для этого, Унгерн указал на карте несколько подходящих мест на пути следования.

Ночью, взяв с собой 16 верных солдат-бурятов, Ергонов незаметно покинул лагерь. Позднее нашлись свидетели, видевшие в одном из бурятских улусов маленький отряд конников, сопровождавших тяжело нагруженные арбы. Грязные, усталые, некоторые с окровавленными повязками, они не остановились там на дневку, а лишь насильно взяли 38 свежих лошадей и проследовали дальше на запад.

Чтобы дать отдых едва переставлявшим ноги коням, в сопках отряд расположился на дневку. Поели не разводя огня, выставили часовых и легли спать. Ночью покинули Романа Федоровича последние казаки. А монголы, посоветовавшись, связали своего барона, бросили его поперек седла и не спеша поехали навстречу 35-му кавполку, который уже замаячил на горизонте неровной цепочной головного эскадрона.

Барона Унгерна увезли в Иркутск, а затем отправили в Новониколаевск (теперешний Новокузнецк). Там за него взялись чекисты. То угрозами и побоями, то обещаниями сохранить жизнь они добивались, чтобы пленник указал место, где спрятал “несметные сокровища”. Но Унгерн молчал. Поняв, что этот орешек им не по зубам — ни за что не расколется, верный офицерской чести, не будет просить пощады, — чекисты передали белого генерала в Сибирский ревтрибунал, который приговорил его к “высшей мере социальной защиты” — расстрелу. 15 сентября 1921 года председатель Сибирской ЧК Иван Павлуновский собственноручно привел приговор в исполнение, выстрелом в затылок прикончив генерал-лейтенанта Романа Федоровича Унгерна фон Штернберга.

Выходит, казна Азиатской дивизии окончательно утеряна? Для столь категоричного вывода, пожалуй, нет оснований. У “золота Унгерна” обнаружился... польский след. И вовсе не потому, что предки одной из ветвей его рода в 1526 году были приняты сеймом в состав польского шляхетства и получили герб. Просто по случайному стечению обстоятельств к судьбе барона и его сокровищ оказались причастны трое поляков.

Первый источник — это некий пан Антоний Фердинанд Оссендовский, “литератор, путешественник, ученый”, как значилось на его визитной карточке. В жизни этого человека было много самых невероятных приключений, встреч, событий. В мае 1920 года он совершил поездку через всю Монголию и был гостем Унгерна. Перед расставанием, по словам Оссендовского, барон вручил ему мешочек с золотыми монетами достоинством 5 и 10 рублей. Эти деньги поляк должен был передать жене Унгерна, проживавшей в то время в Пекине. А еще генерал предоставил в его распоряжение свой шестиместный “фиат”.

Итак, первое место клада — истоки Амура, хотя не исключено, если верить Оссендовскому, что мог быть заложен и другой тайник или даже несколько, поскольку после отъезда поляка события приняли неожиданный оборот.

Конечно, к сообщению “литератора, путешественника, ученого” можно относиться по-разному. Но многое из того, что он рассказывает об Унгерне и своем пребывании в гостях у командира Азиатской дивизии, в основном соответствует действительности. Убедиться в этом можно, сравнив тот или иной эпизод из его книги с соответствующими фрагментами из воспоминаний других участников тех же событий.

Вторым источником является Камиль Гижицкий, ополячившийся татарин из Галиции, которому довелось служить при штабе Азиатской дивизии. До этого он воевал против красных: сначала как легионер Отдельного Чехословацкого корпуса, а затем в рядах сформированной в Новониколаевске 5-й Сибирской дивизии генерала Чумы. Инженер по образованию и специалист по взрывному делу по военной профессии, Гижицкий пользовался полным доверием Унгерна, который поручал ему ответственные задания, требовавшие изобретательности и умения держать язык за зубами.

Если взять крупномасштабную карту, то на ней видно, что вблизи своего устья Халхин-Гол делится на два рукава: левый впадает в озеро Буир-Нур, правый — в речку Орчун-Гол, соединяющую озера Буир-Нур и Далайнор, а последнее в свою очередь соединено протоком с Аргунью. Так что никаких расхождений между Оссендовским и Гижицким нет. Истоки Амура, о которых говорит первый, и озеро Буир-Нур, относящееся, как указывается в географических справочниках, к бассейну Амура, — это одни и те же места.

Наконец, есть еще и третий источник — Казимек Гроховский. По специальности горный инженер, он долгое время занимался разведкой месторождений золота в южной части Барги, вел геологические исследования на востоке Монголии. Унгерн тоже попал в поле зрения Гроховского. Вернее, не столько сам барон, сколько его сокровища, которые не давали покоя многим харбинским эмигрантам. На основании рассказов лиц, хорошо знавших командира Азиатской дивизии, Гроховский пишет, что в связи с неудачным началом похода на север первое, что счел необходимым предпринять Унгерн, так это отправить дивизионную кассу из района боевых действий в безопасное место на востоке. После нескольких дней пути маленькая группа солдат, сопровождавшая ценности, наткнулась на отряд красных. Завязалась перестрелка. Унгерновцы поняли, что исполнение приказа барона зависит от быстроты их коней, и постарались оторваться от красных. Во время поспешного бегства им пришлось даже добивать собственных раненых из опасения, что те могут выдать секрет их миссии.

Однако погоня настигала. И вот примерно в 160 километрах к югу от Хайлара, посовещавшись, они решили закопать золото. На слегка всхолмленной равнине, поросшей редкими кустами, нашли небольшую лощину и спрятали его.

Таким образом, в результате независимых изысканий Гроховского появляется дополнительное уточнение местонахождения клада — в 160 километрах или, скорее всего, верстах, ибо ни русские, ни тем более монголы метрической системой мер в то время не пользовались, к юго-западу от Хайлара. Но это как раз и будут окрестности озера Буир-Нур.

Площадь района вероятного захоронения “золотого клада Унгерна” составляет около 600 квадратных километров. На первый взгляд кажется, что найти его там, пожалуй, потруднее, чем иголку в стоге сена. Однако, при использовании современной техники, в частности новейших магнитометров для съемки с воздуха, эта задача вполне может быть решена.

интересно.
Выезжаю на поиск

хоть бы проверяли данные в первоисточниках, в тексте даже без обращения к первоисточнику заметны ошибки
Новокузнецк никогда не был Новониколаевском, Новониколаевск есть современный Новосибирск.

Наверно автор географию плохо знает ИМХО